В День памяти жертв Голодомора мы поговорили с молодым историком Дмитрием Деркачем о Харькове — городе, который в 1932–1933 годах был столицей Голодомора и одним из ключевых пунктов, где трагедия проявлялась остро. Дмитрий делится тем, что больше всего поразило его во время исследований: от свидетельств журналиста Гаррета Джонса, который видел голод своими глазами, до образа «доброго Сталина», существовавшего среди голодающих крестьян.
В разговоре также о том, как иностранцы описывали советскую действительность, как работала «витринная дипломатия» СССР, почему на микроисторическом уровне трагедия Голодомора открывается совсем иначе, и какие темы остаются неисследованными даже при тысячах научных трудов.
21-летний Дмитрий Деркач, стипендиат премии харьковского историка, писателя Эдуарда Зуба, учится в Киево-Могилянской академии, пишет о Голодоморе с микроисторической точки зрения и обращает особое внимание на свидетельства рядовых людей. Дмитрий считает, что трагедию 1932–1933 годов нельзя свести к статистике — настоящую глубину дают воспоминания очевидцев и источники, до сих пор остающиеся «белыми пятнами».
"Трагедия Голодомора значительно тяжелее и глубже, чем просто статистика".
Если говорить о Харькове как столице Голодомора — что Вы в исследованиях для себя исследовали нового? Что больше всего заинтересовало и поразило?
Когда ты начинаешь исследовать Голодомор как феномен и трагедию того периода, ты отдаешь себе отчет в том, насколько наши представления о тех временах отличаются от того, как это описано в источниках. Особенно когда переходишь на микроисторический уровень. В День памяти Голодомора мы слышим цифры – 4 миллиона, 3 миллиона погибших. Это ужасающие числа. Но подлинное понимание трагедии приходит тогда, когда читаешь истории рядовых людей, их воспоминания, видя глазами очевидцев, насколько страшно было жить в то время. Тогда осознаешь, что эта трагедия гораздо труднее и глубже, чем просто статистика.
Как москва уничтожала украинцев. "Черные доски"
Я как человек, исследующий образ Голодомора и в целом голода в Советском Союзе того времени в западном мире, на втором курсе работал над тем, как Гаррет Джонс, валлийский журналист, описывал Голодомор в Украине. Гаррет Джонс приехал в Советский Союз в 1933 году, сначала в Москву, а оттуда на поезде отправился в Харьков и прошелся по селам Харьковщины. В своих статьях, опубликованных по возвращении на Запад, он подробно описал увиденное.
Уезжая поездом, Джонс много обращал внимания на людей, ехавших рядом. Это показывает, что он ехал не в каком-нибудь особом вагоне, а вместе с обычными людьми, что было очень нетипично для того времени, ведь в СССР к иностранцам относились иначе, чем к советским гражданам.
Мне сразу вспоминается его цитата из одного из статей: он рассказывал, как взял с собой хлеб еще в Москве. В поезде он ел этот хлеб, а недоеденную корку выбросил в плевательницу, как он ее называет. И в этот момент один из крестьян достал корку из плевательницы и жадно ее съел.
Далее он описывает, как увидел в поезде одну девочку с куском торта и сразу предположил, что это, вероятно, была дочь члена компартии или высокопоставленного чиновника. Ведь сам факт, что у человека был даже маленький кусочек сладкого, уже свидетельствовал, что он не принадлежал обычным людям. Рядовые жители были настолько истощены, что фактически сходили с ума и были готовы есть любые объедки, лишь бы выжить. Психика людей во время тотального недоедания была совсем другой, чем та, с которой мы живем сейчас.
Многие пытались спастись бегством из сел и ехали в города, считая, что там шансов выжить больше. Город был больше, с большими возможностями. Гаррет Джонс и другие очевидцы много писали о массовой миграции крестьян в неизвестные города, в частности, в Харьков, где побывал и сам Джонс. Существует значительное количество литературы об опыте столицы УССР в этот период.
Советская власть пыталась этому противодействовать. Она не хотела, чтобы в города массово прибывали крестьяне, бродили по улицам и разрушали ту «атмосферу», которую власти стремились сохранить. Когда в Харьков приезжали десятки тысяч бедных и ободранных крестьян, как писал Джонс, это портило картинку города, который должен был «дышать коммунизмом». Именно поэтому в конце 1932 года была введена паспортная система, а в течение 1933 года власть активно «боролась» с людьми, которые прибывали из сел — так называемыми беспризорными. Это были люди без домов, которые делали все возможное, чтобы выжить. Некоторым удавалось найти работу, но абсолютному большинству — нет. Они жили на улицах, прибегали к воровству — и это не было преступлением в нравственном смысле, а скорее способом выжить, когда нечего было есть.
Как москва уничтожала украинцев. Голодомор 1932-33 годов
Власти создавали специальные бараки, куда этих людей свозили, после чего вывозили из города обратно в деревни. Показательно, что среди бездомных было очень много детей. И Гаррет Джонс, и Серджио Градениго, итальянский дипломат и консул в Харькове в то время, писали об огромном количестве детей, которые ходили по городу и просили хлеба. Хлеб был тогда своеобразной валютой. Деньги не имели ценности, людям нужна была еда.
О КУЛЬТЕ ЛИЧНОСТИ
"Несмотря на трагедию, люди не слишком критиковали Сталина или Ленина"
Что Вас больше всего поразило в исследованиях свидетельств людей, свидетелей Голодомора?
Я могу вспомнить историю, которую он встречал во многих источниках. Несмотря на ужасные условия и пережитые трагедии, люди не критиковали Сталина или Ленина. Среди крестьян был распространен нарратив, что Сталин не знает, что происходит. Мол, виноваты местные партийные деятели, которых крестьяне проклинали за то, что те забирали у них еду, а Сталин — где-то там далеко — просто не информирован и непременно вмешался бы, если бы знал. Так же было мнение, что «при Ленине все было бы иначе». Это объясняется тем, что к тому времени уже существовали культы Сталина и Ленина, а крестьяне воспринимали эти политические фигуры сквозь совсем другую призму. Они не имели доступа к разным источникам информации — как мы сейчас — и читали только советские газеты, где публиковали только то, что было выгодно власти.
Параллели с современной Россией, культом личности в этом смысле очевидны.
Это еще было раньше, в 19 веке, читал исследования историка, как крестьяне тогда представляли царя, и даже моя бабушка рассказывала, что прабабушка говорила: кто-то из наших родственников когда-то видел царя и что царь был очень красив. Далеко, но заботящийся о всех образ «доброго царя» существовал уже тогда, продолжился в СССР и до сих пор проявляется в России.
О НОВЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
"Ни одна тема в истории не исчерпана"
Какие темы вы хотели бы исследовать дальше?
Я занимаюсь Голодомором, но глазами европейцев — людей, которые не жили в СССР, но приезжали сюда и видели все своими глазами. Мне интересны представления о Советском Союзе в Западной Европе и США в межвоенный период. СССР тогда был новым государством, которое позиционировало себя как социалистическое, где заботятся о каждом. Социалистические идеи были очень популярны, и многие европейские интеллектуалы, такие как Бернард Шоу, ездили в Советский Союз и восхищались им. Их водили по местам, которые должны произвести впечатление: ДнепроГЭС, красивые кварталы Москвы. Им не показывали украинские села в 1933 году. Поэтому мне интересно исследовать, как Запад воспринимал СССР в период, когда на Западе бушевала Великая депрессия, экономический кризис, заставлявший многих искать альтернативу западному капитализму именно в советской модели. Это пример «витринной дипломатии», когда демонстрируют достижения, но скрывают настоящую сторону реальности.
Во время исследований Голодомора вроде бы кажется, что многое уже написано, но, возможно, Вы видите белые пятна, которые не исследованы, недоработаны, где еще нужно копать, потому что люди отходят, свидетелей осталось очень мало. Что еще можно успеть исследовать?
В общем, нужно понимать, что в истории нет ни одной темы, которая могла бы быть исчерпана. История – это все, что происходило в прошлом с людьми, абсолютно все. О Голодоморе написано очень много – тысячи монографий, десятки тысяч статей – и даже если бы я захотел, то за всю жизнь никогда бы не прочитал их всех и даже не знал бы, как они называются.
Есть десятки книг и каталогов, где в определенном порядке представлены названия всех работ о Голодоморе. То есть априори я не смогу никогда их всех прочесть и даже знать, что они существуют. Но с другой стороны, есть микроисторический уровень, когда мы исследуем историю конкретной семьи, конкретной семьи, конкретного человека.
Как москва уничтожала украинцев. Крепости без садов
Если у нас есть источники — а мы, историки, зависимые именно от них — например, мемуары какого-то человека (а в то время уже многие крестьяне были грамотными и могли их написать), то можно брать их за основу и исследовать историю конкретной семьи. Также благодаря политике декоммунизации в Украине и открытию архивов советских спецслужб мы можем смотреть, как эти спецслужбы описывали поведение некоторых крестьян или отдельных людей во время Голодомора.
Мы можем поехать в архивы Харькова или других городов и посмотреть, кого судили за бунты против реквизиции пищи и т.д. То есть, можно спуститься на этот микроисторический уровень.
Так же мало исследован образ Голодомора за границей — как приезжавшие сюда иностранцы его видели. Несмотря на то, что у нас много источников от иностранцев из разных стран: Польши, Венгрии, Британии, Франции и других. Многие европейцы путешествовали по Советскому Союзу во время Голодомора и описывали это в своих книгах.
Как москва уничтожала украинцев. Коллективизация
Многие приезжали работать на советские заводы — и также в мемуарах описывали, как недостаток пищи и голод затрагивали и рабочих. И у нас тоже есть такие источники.
То есть на самом деле очень много разнообразных направлений, которые можно исследовать. Ни одна тема в истории не исчерпана.