«Обережно, двері зачиняються». Интервью с «голосом харьковской подземки», - ФОТО

Его голос вы ежедневно слышите в метро. Этот теплый баритон провожает вас утром на работу и вечером домой. Программы, начитанные приятным мужским голосом, горожане слушали по проводовому радио. Он принадлежит харьковскому актеру и диктору Анатолию Подорожко. Ко Дню работников радио, телевидения и связи Украины мы пообщались с «голосом харьковской подземки».

С Анатолием Васильевичем встретились на входе Каразинского университета — он сейчас там преподает на кафедре медиакоммуникаций. Перед лекцией у нас было 40 минут — Анатолий Подорожко старается не опаздывать к студентам. Говорит, что пунктуальность и ответственность воспитывал в себе всю жизнь.

Расскажите историю, связанную с озвучкой станций метрополитена. Знаю, что было несколько версий записей. На какой остановились?

До 2010 года были другие дикторы, которые звучали очень долго: Виталий Вереитин, Нелла Гунченко, Юрий Вирченко. А тут вдруг метрополитен во время летних отпусков попросил сделать начитку: появились новые станции в метро. Видимо, тогда никого не нашли, а я был на рабочем месте, поэтому предложили  меня. Метрополитен дал мне образец послушать, как это должно быть, я начитал. Старался подражать. Но когда запустили «пробник» в метро, я проехался, послушал и ужаснулся, потому что это было очень агрессивно — с таким подтекстом, мол, если вы сейчас не выйдете, я вас под зад коленкой пну. Я перезвонил в метрополитен и предложил перечитать. В метро сказали, что их руководству нравится, но мне-то не нравилось — я неловко чувствовал себя. Я тогда как раз вернулся из Лондона, и там в метро женский голос звучит так ласково, так по-домашнему и по-доброму, что оттуда неохота выходить. Предложил нечто подобное сделать — они согласились без особого энтузиазма. Потом оказалось, что это действительно хорошо — мне не стыдно было.

Несколько лет назад я переозвучил все, потому что в связи с декоммунизацией названия некоторых станций поменялись. Последняя перезапись была этим летом. Внесли некоторые добавки в текст: «поступайтеся місцями вагітним жінкам» и не «інвалідів», а «людей з інвалідністю». На самом деле, работа не сложная. Просто запись нужно наполнить добротой. Чтобы люди чувствовали себя в метро как дома. А твоя задача — дать информацию: четко произнести, какая станция, чтобы пассажир ориентировался, где ему выходить.

Что это дает мне? Да ничего, кроме удовлетворения от хорошо сделанной работы. Хотя нет… Приходишь к студентам, рассказываешь, что больше 30 лет в театре работал, что был диктором на радио, а потом скромненько замечаешь: ну вообще-то я голос харьковского метрополитена — и сразу глаза полны внимания (смеется).

Вас часто узнают на улицах?

Нет. Однажды в метро подошел молодой человек и спросил: «Вы Анатолий Подорожко?» Говорю: «Да. А мы знакомы?». Он ответил: «Нет, но интернет — великое дело. Я Вас прогуглил».

Бывает, что узнают в публичных местах, когда слышат Ваш голос?

Да нет…Это я, когда хочу «похвастаться» перед кем-то, говорю: «Обережно, двері зачиняються…» — сразу люди оглядываются и вспоминают, что где-то это слышали. Такая реакция.

Как проявлялись Ваши актерские задатки с детства?

Я родился в глухом селе в Херсонской области. Село украиноязычное: наверное, оттуда корни того, что я стал чувствовать украинский язык. И знать, и, главное, чувствовать. Может, это от мамы. Она очень много читала, брала книги в сельской библиотеке. Благодаря ей я в 6-ом классе всего Шекспира перечитал — она очень любила пьесы. И я читал много. У нас в селе был детский садик. Мне было года три, который я впервые рассказывал стишки под елкой — что-то там про Сталина было. Мне в подарок прямо с елки сорвали яблоко. Я так удивился, стал его кусать, а оно ватное.

В школе писал рассказы, стихи. Думаю, этим все занимаются в детстве и юности

Об актерстве не помышлял. Я закончил школу с золотой медалью и собирался поступать в Киевский университет на факультет журналистики. Это были «хрущевские» времена: на факультет можно поступить, только имея стаж работы по специальности. Получался замкнутый круг: даже в «районку» меня не возьмут, потому что у меня нет образования, а в университет не принимают, потому что нет стажа. А когда собирался в Киев, мама сунула мне в карман адрес актерской студии при театре Франко — говорит, так, на всякий случай, а вдруг это твоя судьба.

Я туда пришел, меня дописали в списке. Выступал последним. Не готовился, поэтому читал свое. Читал минут 15. Прихожу в тот же день к спискам, где указаны участники второго тура. Смотрю — меня нет. Ко мне подошел мой земляк, который уже заканчивал студию и смотрел вступительный экзамен. Сказал, что меня взяли сразу на третий тур. Меня приняли с условием, что я за полгода должен исправить речевые дефекты.

В 17 лет я не выговаривал весь алфавит

Значит, над Вашим голосом и дикцией пришлось потрудиться?

После поступления мне посоветовали пойти к стоматологу, к ортодонту. Тогда брекеты еще не изобрели — мне ровняли зубы прадедовскими методами. И за полгода я был как орешек. Но и сам занимался как зверь: я всякие скороговорки часами твердил. Ехал в транспорте и говорил про себя. Старался всё, как учили, выговаривать.

Я «выкричал» себе голос. Узнал, что Демосфен, великий греческий оратор, выходил на берег моря, набивал рот камешками и пытался перекричать шум моря. Я же приходил за час до начала занятий и в пустой аудитории «выкрикивал» голос. Это потом мне пригодилось в театре, когда надо было играть по два спектакля в день, да еще с песнями, танцами, движением. Я практически никогда не имел проблем с голосом.

Как пришли в радиодикторство?

Потом был Харьковский театральный институт. Были однокурсники, парень и девушка, которых пригласили на областное радио вести детскую передачу «Ватажок». Подумал: «А чем я хуже?» и тоже пошел «напрашиваться». Режиссер Нелла Алексеевна Гунченко, хоть и одного возраста со мной, тогда была строгим начальником. Она меня послушала и сказала: «Нет, Вы меня не заинтересовали. Вы — «сырой».

Прошло лет 10, я успешно работал в Харьковском ТЮЗе, о радио и не помышлял. А тут объявили конкурс на полставки на диктора областного радио. Мой театральный сотрудник предложил с ним пойти за компанию, на что я ответил: «Нет, там Нелла Гунченко, она меня не возьмет». Но все же пошел. Было нас, претендентов, человек пять из разных театров. Мы начитали какие-то старые информации и ушли. Я и думать об этом забыл. И вдруг мне позвонили с радио и сказали пойти на собеседование к генеральному директору телерадиокомпании. Он стал задавать вопросы: кто мои родители, кто родители моей жены, есть ли родственники за границей. Позже я узнал, что мои документы проверяли на уровне КГБ. Это было в 1980-е годы и радио оставалось еще режимным объектом. На входе всегда дежурил строгий милиционер.

В первом своем прямом эфире читал объявления о фильмах в харьковских кинотеатрах и прогноз погоды. Когда я взял лист с объявлениями, у меня тряслись руки. С диктором Михаилом Шипшой договорились, что если я упаду в обморок, то он меня подхватит (смеется). Все обошлось. Но когда я закончил, обратил внимание на свои ладони — они были мокрые.

Я чувствую себя человеком в первую очередь

Вы и актер, и радийщик, и сценарист. Какая творческая ипостась Вам ближе?

Я обычный человек, которому интересна жизнь. Которому интересно, что происходит в мире. Которому интересен его вклад в это вечное движение. Мне очень нравится преподавать. В свое родном ТЮЗе сейчас занимаюсь техникой речи с молодыми артистами.

По поводу преподавания: когда Вы начинали как диктор, это была отдельная профессия. Современный журналист должен быть универсальным. Чему учите сейчас своих студентов?

Учу тому, что если ты сел перед микрофоном, то должен говорить четко, правильно, грамотно. Это уважение к слушателям. Радио и театр всегда были образцами культуры речи.  Я учу студентов, чтобы они буквально каждое слово проверяли по словарю. Мне претит современное радиовещание, особенно что касается ведущих в Киеве. Говорят на суржике, грешат тавтологией. Харьковское радио, кстати, сохранило культуру речи. Это традиции, наверное. Не зря украинское радио начиналось именно в Харькове.

Вам предлагали работу в столице или за границей?

Да кто мне предлагал? Кому я нужен? Я обычный, хороший артист. И, наверное, хороший диктор. Мне кажется, я бы в любом деле был хорош. Мама мне говорила: «Если что-то делаешь, делай это хорошо, иначе незачем и браться». Думаю, если бы я стал строителем и клал кирпичи, я бы делал это вдохновенно.

За что любите Харьков?

Когда приехал поступать, Харьков меня покорил сразу своей монументальностью. Попал на площадь, где увидел Госпром, университет и этот конструктивистский ансамбль произвел на меня неизгладимое впечатление. Я сюда впервые попал зимой, была серая жижа под ногами, и все равно я ходил с широко распахнутыми глазами. И всю эту красоту в себя вбирал. Многие говорят, что он серый — тогда мне тоже так показалось. У Харькова нет такой вычурности, которая присуща Киеву. А потом я влюбился в эту мощь и люблю до сих пор.

А главное — я люблю харьковчан. Это какой-то особенный человеческий вид

Мне нравятся харьковские улицы, историческая брусчатка на Сумской. Нравится даже эклектика (ред. - смешение стилей) в архитектуре. Харьков издревле был городом купеческим и в то же время городом науки и искусства. Не зря еще в 19 веке артисты из других городов приезжали в Харьков на гастроли, чтобы проверить свой репертуар на харьковской публике. Если Харьков не освищет, значит, можно планировать гастроли куда-угодно. Я хожу по улицам и думаю: а ведь тут Хвылевой ходил, а тут Довженко. А тут Валентина Чистякова (ред. — жена фундатора украинского театра Леся Курбаса) жила. Здесь моя семья, мои друзья, дорогие мне люди. Здесь я у себя дома.

В 40 минут разговора мы почти вложились — пришлось задержать Анатолия Васильевича, попросив озвучить коронную фразу: «Обережно, двері зачиняються…»

Читайте также: «Любовь к Украине мне привили родители»: харьковчанка Олеся Вакуленко, создавшая уникальные раскраски-антистресс.