Из оккупированного Крыма - в самое "пекло" Донбасса: история "киборга" из 95-й ДШВ, - ФОТО

Борис Рябуха— один из тех немногих, кто не предал присягу, и во время аннексии до последнего не сдавал свои позиции в Крыму.

Мы уже писали с ним интервью об оккупации Крыма, которую он видел своими глазами. Прочесть его вы можете тут.

В этот раз мы решили поговорить о том, что он пережил в зоне боевых действий на Донбассе.

Боря много шутит и улыбается, но как только я включаю диктофон, его лицо сразу же меняется. Глаза смотрят далеко «за меня», а голос становится более «железным». Он начинает вспоминать.

Далее весь текст с его слов.

Закончили мы наш прошлый разговор, когда я рассказал, что мне дали "Відношення до бригади".

Наверное это был самый быстрый перевод из одного вида ВСУ в другой вид ВСУ. Потому, что с Воздушных сил буквально за 4 дня я перевелся уже в Десантно-штурмовой, тогда еще Високомобільні Десантні війська. Так, как все документы, в принципе, нам тогда в Евпатории выдали на руки, я с этими документами приехал, и отправился в Винницкий госпиталь. Это все буквально были события одного-двух дней.

Огромное спасибо Голове Військово-лікарської комиссии, если честно, не запомнил его имени и фамилии, который принял меня с этим «отношением», которое, грубо говоря, на коленке было написано. Вернее, не отношение, а «направление в госпиталь», и в принципе собрал всю комиссию. Я за день прошел комиссию, на следующий день получил решение «ОЛК», что я годен к службе в ВДВ. Собрал весь пакет документов, отвез лично в Киев.

Помню, как раз шел момент мобилизации, куча кадровиков круглосуточно работали. Принес весь пакет документов полковнику, который был ответственным за это. Он когда их взял, говорит «Ну, в 95, там мест нет как бы. Не знаю куда Вы идете, там мест нет». Я думаю «Вот это нормально я попал», потому что там отказался, а здесь не берут, потому что мест нет.

Но, позвонили в бригаду. Бригада уже укомплектованность подавала, с учетом того, что я стою на должность. Забрали документы, как раз Пасха, 20-е апреля это было 14 год. И, сказали, приезжать после Пасхи. 22 апреля я приехал, взял предписание, 23 числа уже командиру бригады, вернее кто за него остался, в Житомире представился командиру бригады.

То есть из Крыма я выехал 11 апреля, и 23 апреля я уже представился командиру бригады.

И пока там ездили, катались туда-сюда, жена постоянно со мной была, и, понятное дело, она меня поддерживала в этом плане.

Но так получилось, что выехал я из Житомира 26 апреля. У меня не было времени ни найти квартиру, поселить жену с ребенком, ни банально разнести все свои документы, которые надо было разнести по службам. Дальше всем занималась уже жена. Она оставалась в Житомире, снимала там квартиру и все остальное.

А тогда по мобилизации начали разворачивать и в каждый батальон вводить зенитно-артиллерийские взвода на ЗУ-шках (зенитная установка Ред.). Так, как я по должности еще был помощником командира батальона противовоздушной обороны, мне есть мне вручили три взвода мобилизованных ребят, 72 человека в общей численности, 12 единиц техники (которая не ехала и это был мрак), ну и 12 ЗУ-шек. И с этим всем составом мне пришлось ехать сначала на боевую подготовку на полигон Широкий Лан в Николаев, отвезти туда чтобы научить хотя бы людей работать на этих ЗУ-шках и все остальное.

Дорогу, которая занимает сутки, мы на этой технике тогда ехали трое суток. Я тогда реально проверил, скажет так, критические возможности своего организма и трое суток не спал, потому что я был старшим колоны. Первый раз колона стала когда мы только выехали из Житомира и знак «Житомир» был перечеркнут красной полосой. Потому что половина машин уже закипела, у половины заклинило тормоза. Это был выезд, суббота. Очень сложной была дорога. И мы за первые сутки смогли проехать только от Житомира до Винницы, это 120 км. В Виннице нас принял полк связи, стоял около командования воздушных сил. Нам определили место куда заехать на ночевку. Опять же, огромное спасибо командиру части, на тот момент это, наверное, было объединение людей всех родов, видов войск, и неважно кто, где и когда. Когда мы к нему заехали, я так понимаю, что мы не первые и не последние, и не одни за день заезжали колонами к нему в часть. Но это было уже поздней ночью, я заезжал на крайнем Урале на котором повырывало форсунки. Заехал в часть в 12 часов ночи, при том, что мы выехали из Житомира в 6 утра. И, понятное дело, с командиром сразу поговорил, людей расселили и положили спать, водителей я забрал для того чтобы отремонтировать технику.

Я попросил командира части, говорю: «У вас по-любому есть» (в любой части всегда есть определенная группа людей, которая занимается ремонтом техники). Напоминаю, это была ночь с субботы на воскресенье, говорю: «Если можно, вызовите их на работу, я понимаю, что как это тяжело, но нужно чтобы они помогли. Потому что у меня люди, во-первых мобилизованные, 300 лет назад служили в армии, не все разбираются в этой технике, но надо чтобы сделали потекшие радиаторы, тормоза заклиненные, форсунки вырванные и все остальное».

И он мне - "без проблем", люди тоже все откликнулись без проблем, все пришли на рабочие места, все как положено. И где-то до 5 утра мы ремонтировали нашу технику. В 5 утра мы последнюю машину поставили в строй и в 6 утра мы уже уезжали. То есть, сели-поехали дальше. Доехали до Гайсино, 100 с лишним км, сутки ехать - очень было сложно. С учетом того, что я не получал 2 или 3 месяца зарплату, потому что все карточки, которые в Крыму у нас были, были заблокированы, на должность только назначили, соответственно не за что было платить.

С миру по нитке, все эти деньги пока я доехал до Широкого Лана, они все были потрачены на ремонт техники. Опять же, такой случай, на контрасте людей, когда здесь полковники, прапорщики, сержанты, все откликаются работают, на переезде от Гасиново до Николаева, до Широкого Лану нас сопровождали ВСПшники, я даже не помню какого формирования, но неважно.

Пока ехала колона, понятное дело, машины ломались, я всегда ехал в замыкании, то есть я оставался с машинами которые поломанные - подремонтировать, собрать, помочь, тем более это было на Урале, если надо было потянуть и все остальное. То, что ехало впереди, это прапорщик, не помню фамилии, но я потом все пожелания ему высказал, когда уже доехал, он, спереди идущих газонов, сливал себе бензин...

То есть, у него стояли канистры и он подходил к солдату и говорил: «Нас не заправили, нам надо заправиться». Литров 100, наверное, со всех машин слил.

Это их нормальная была практика на тот момент. Но сам факт в том, что где-то около 12 часов ночи, не доезжая до Широкого Лана, у меня стал один Газон, в нем закончился бензин. Стоим просто среди чистого поля, основные силы колоны уже подходили к полигону, а я вот с этим Газоном, в котором закончился бензин, на Урале стою жду. Легковых машин не было, единственное что мысль пришла, я позвонил этому ВСПшнику и говорю: «Вернись, пожалуйста, назад, заедь на заправку, купи 20 литров бензина и залей». Говорит: «Ну, в принципе, я сейчас могу вернуться, у меня есть бензин, я тебе сейчас могу продать его по 15 грн за литр». Но, на тот момент, в принципе, 3 сутки без сна я говорю: «Ладно, едь уже».

Ситуация получилась следующая, он слил с моих Газонов бензин, который продал моим же бойцам. И когда я приехал в Широкий Лан, поставил крайнюю машину, прапорщик стоит улыбается, я ему сказал: «Ничего, я тебя запомнил, если, не дай Бог, наши пути с тобой пересекутся, то… а сейчас езжай».

Когда на Широкий Лан приехали, меня сразу старший начальник ПО бригады встретил и говорит: «Все, ложись отдыхай». Я тогда 1,5 суток просто спал. Провели мы там с ними тренировки, стрельбы и все остальное. Нам не давали выезд, как раз майские события 1-е, 2-е мая Одесса, 9 мая не разрешали выезжать с Николаева, мы ждали разрешения, потому что везде массовые "заворушки", мы все это время были на полигоне.

Не знаю каким способом, но всех людей, которых я забрал с Житомира, 19 мая я привез в расположение бригады под Добропольем. Основные силы бригады уже стояли там и уже была бригада на тот момент. Были потери, это были инженеры в апреле 14-го года, подорвались на минном поле и 13 мая, когда наша колона попала в засаду и тогда за один бой погибло 6 человек. Это уже было после 2-го мая, когда первые боевые потери бригады были на мосту в Андреевке, когда 2 человека погибло.

Уже все прекрасно понимали, куда мы едем, зачем мы едем и что там происходит.

Так получилось, что 19 мая я попал туда и 20 мая командир батальона пришел с очередного брифинга, собрал всех, как всегда это было, поставили задачу ехать, мне в том числе, на рекогноцировку. Часть людей на тот момент уже стояли на Карачуне и мы должны были выбрать место дислокации остальной части бригады недалеко от Карачуна. Ну и нам сказали «выезжаете на 2-3 часа потом возвращаетесь».

На тот момент как раз встречал колону людей со мной Купол, это был замкомандира батальона, старшим конвоем и постоянно эти конвои тягал туда-сюда. Мы с ним с первого дня заладили. Я как человек посторонний в ВДВ (сейчас ДШВ), не понимал ни уклады их жизни, ни как это все построено. И он говорит: «То, понятное дело, что 2-3 часа, но бери вещей с собой максимум, есть вероятность, что это будет не 2-3 часа». И он как в воду глядел, потому что в Доброполе я больше не вернулся.

Мы уехали туда, приехали на Карачун, в первый день у нас не получилось выехать, как раз пару часов до нашего приезда там были обстрелы, "Нона" работала, и нам не давали добро. Переночевали одну ночь, переночевали вторую, таким образом я попал на Карачун, и сразу в эпицентр боевых действий на востоке, на тот момент. Первый раз в жизни я услышал как работает Д30 (гаубица ред.).

Я думал, что меня «кондратий хватит», мы так стояли, что они стреляли над головой из-за спины, а это с непривычки и незнания достаточно впечатляющее действие. Но, дня через три у нас получилось выехать и мы провели рекогноцировку, недалеко от Карачуна, место дислокации выбрали под бригаду. Это был, так называемый, «Шервудский лес». Основные силы бригады зашли таким образом, что полностью расположение было в лесу, извне не было видно, что там находится. Внутри этого леса просто кипела работа, постоянно ремонтные органы были, ремонтировались машины, кухни, склады, все обустроено. Это был реально «Шервудский лес», куда заходишь и там все кипит. И, соответственно, из этого леса мы начали оттуда ездить конвоями.

Проблема была в том, что у нас жестко не хватало воды. Питьевой еще более менее хватало, но технической воды даже просто помыться не было.

Когда тебе рассказывают, что мыться под дождем бесполезно, потому что дистиллированной водой мыло не смывается, пока не попробуешь на себе ты, все равно, не поверишь. И мы, действительно, когда пошел дождь мы выбежали мыться, начали мылиться, а дождевой совсем не смывалось.

В этот момент местные власти в Житомире наладили такую схему, что оттуда приезжала на КПП фура, все родственники и родные могли принести посылки, загрузить эту фуру. Мы выезжали в Харьковскую область под Барвенково куда-нибудь, встречали этот конвой, перегружали в КАМАЗ и привозили. Наверное, это были самые счастливые моменты в жизни в подразделении, когда приезжали посылки от родных. И, понятное дело, все заказывали воду. Даже когда наладили все вопросы с водой около года – полтора, все в посылках передавали воду. Люди уже привыкли так, что они несут тебе шоколад и сгущенку вместе с паками воды.

Служил у меня боец один, работал в Киеве в фирме, которая занимается очистительными сооружениями. Его фирма тогда сделала подарок, и до сих пор эти станции работают. Одна станция с обычной болотной воды перегоняла в техническую, а вторая с этой технической с обратным осмосом перегоняла ее в питьевую воду. Рядом было озеро, которое взяли под охрану, с этого озера постоянно черпали воду и перегоняли. Эти станции не останавливались, они круглосуточно работали, потому что выход со станции питьевой воды 30 литров в час, но на бригаду это не о чем. Они круглосуточно работали, постоянно эту воду перегоняли.

Из «Шервуда» постоянно катались конвои, обеспечения, встречи, передачи. Очень часто ездили в район Барвенково, Федоровки. Те дамбы, на которой тогда погибли 6 человек, мы постоянно объезжали стороной. Тогда уже никто не ездил 2 раза по одной дороге, если мы выезжали по одной, возвращались по другой. Один раз был такой момент, что мы поехали и под село Шабельковка, выскочили на блок-пост. Даже не знаю как культурнее сказать, на блок-пост это п***расов. Выскочили, Купол был старшим конвоем и шел на первом БТРе, это было первое боестолкновение. На втором БТРе за ним шел я.

Нечаянно выскочили на сепарский блокпост. На тот момент не было ни линии фронта, ничего.

Это было все очагами, где-то там. Вышли мы, понятно что- то бой. Купол начинает стрелять по блок-посту, по противнику с КПВТ (крупнокалиберный пулемет Ред.), а он у него клинит. И он дает команду, чтобы я выходил вперед его БТРа, стал основным. Я выхожу, обгоняю его, становлюсь вперед. У меня пулеметчик нажимает на КПВТ и у меня тоже клинит КПВТ. Вылетает там какой-то «шплинтик». Два БТРа стоят и у обоих заклинили основные калибры.

Но справились. Хорошо, что есть автоматы. Те пытались отстреливаться, но потом быстро-быстро оттуда убежали, кто смог убежать. Ввязываться в бой, захватить, отжать – не было задачи. Мы просто сопровождали колону и таким образом попали. Купол дает команду на разворот, а дорого очень узкая, впереди блок-пост, по краям поля.

Я даю команду водителю делать правый разворот. Сам понимаю, что это может стать последний разворот в моей жизни, потому что при организации нормального блок-поста вокруг поле минируют.

Но, обошлось. Либо, они еще не успели этого сделать, либо не знали, не умели. Мы успешно развернулись и уехали. Такое боевое крещение получилось в мае, начале июня 14-го года.

Был момент, 3 июня, были бои за Семеновку, погиб Тарас Михайлович Сенюк - герой Украины, командир первого батальона был. После гибели есть традиция во всех подразделениях, на столе поставили стакан и корку хлеба, как помянуть. И каким-то образом, случайно, вставал из-за стола зацепил этот стакан и перевернул. Командир батальона, подполковник Щербина строго-настрого мне запретил в течении 10 дней выезжать из расположения батальона. Я занимался внутренними делами. Это был июнь месяц. Часть моего батальона в это время кроме как обеспечением, сопровождением грузов, ездили оттуда везде. Тогда еще на ТЦ в Довгеньким, оттуда ездили в Красный Лиман, катались везде, но штурмовые действия вели первый батальон и 13-й. Мы больше помогали им.

Когда в июне 14-го года был сбит самолет АН26, (модификация АН30 разведчик), это было у меня на глазах.

И самая тяжелая ситуация, когда ты видишь пуск ракеты, как ракеты попадает в самолет, как оттуда отделяются люди, ты стоишь с земли и понимаешь, что помочь ты им ничем не можешь. Ты можешь просто стоять и смотреть, считать сколько куполов отделилось и ты даже не знаешь сколько там человек, сколько куполов должно отделяться оттуда.

Сбитый вертолет МИ8, из Карачуна был специальный, на котором СБУшники ставили прослушку, был сбит буквально на взлете. Мы их тела эвакуировали, вертолет эвакуировали. До сих пор на ноутбуке хранятся фотографии, которые вряд ли кто-то увидит. Когда из всех погибших в вертолете только по одному можно было понять, что это был человек. Июнь 14-го года.

У моей старшей дочки 4 июля день рождения. Жена постоянно спрашивала у нее, что тебе подарить. У нее всегда был один ответ: «Я хочу увидеть папу!» Это было табу, ей не нужны были подарки, ничего. Я подошел к начальнику штаба бригады, полковнику Федоренко, и объяснил ситуацию, что "они находятся недалеко, в Харькове, разрешите первый конвоем выеду и на следующий день утром вернусь". Он дал добро. На тот момент было лето, у меня были старые шорты, футболка. Я переоделся и ничем не отличался от местных жителей. Ближайшем конвоем меня вывезли в Барвенково, сел на попутку с посторонними людьми, мне повезло, что они ехали в Харьков. Довезли меня до Харькова, у дочери было радости невероятное количество. На обратной дороге ехал и читал новости, что Славянск и Краматорск под нашим контролем. Вернулся и мы переехали из «Шервудского леса» в Славянск, на СлавКурорт. В санатории нас расквартировали, но проблема оставалась та же. На момент нашего въезда в Славянск там не было ни света, ни воды, все основные магистрали были перебиты. Вода была главной и постоянной проблемой.

Человек, который придумал влажные салфетки - он просто Бог в этом мире. Если бы не влажные салфетки, мы бы в 14-м году проиграли.

В этот момент линия фронта тянулась в сторону Донецка. Начали волонтеры уже заезжать до подразделений. Потому что до июля 14-го года к нам никто не доезжал, максимум передавали на ТЦ и оттуда попутными конвоями. Вот тогда мы очень хорошо и плотно общались, работали с Ромой Синициным. Который очень много помогал, начиная от коллиматорных прицелов, обмундирования и все-все-все. Тогда мы познакомились с Виталием Дейнегой (основатель фонда "Повернись Живим" ред.), еще заочно в Барвенково, мы загружались, а он передавал оптику и все остальное. Да, были огромные проблемы со связью. Радиостанция была на вес золота. То были такие радиостанции, похожими у меня сейчас, наверное, дети играются.

С июля месяца уже начали доезжать до Славянска, это стало народной меккой, все начали туда ездить. Как раз Дейнега уже приехал, и мы лично с ним познакомились. Он приехал с группой людей: Сергей Савченко и многими людьми, которые начали целенаправленно и крепко нам помогать.

Июль-август 14-го года – самые активные действия ВСУ за период всех пяти прошедших лет. Это было очень стремительное наступление по всем возможным фронтам, начиная с Лисичанска, и аж до Саур-могилы. У меня на Саур-могиле, в июле 14-го года, был очень сильно ранен шурин, замкомандира бригады.

Его порвало Градами до такой степени, что когда его эвакуировали на руках и на лбу было написано "груз 200".

Даже врачи, которые эвакуировали – списали его. Но, благо, что есть врачи-энтузиасты, которые берутся за сложные случаи, говоря: «А я вот попробую!». Врач попробовал, и Вова сейчас ходит на своих двух ногах, ему ничего не отрезали, долго восстанавливали, скручивали болтами, кости доращивали. Самое главное, что все обошлось. Так же как Серега Козак, который был ранен в июне 14-го года, на "Дороге жизни", когда 8 часов его нога пролежала рядом в мешке. Врачи пришили, и он ходит на своей ноге сейчас. Моменты удивительных историй.

Август 14-го года. Об этом сейчас часто забывают, редко где говорится, но 19 августа 14-го года 95 бригада освободила населенный пункт Ясиноватая. Потерь у бригады не было. Не успела бригада вернуться в Славянск, на пункт постоянной дислокации, пришлось возвращаться опять на штурм и тогда уже понесли потери. Со второго раза Ясиноватую взять не получилось. После всех этих событий в 14-м году нам случайно дали определенное количество мест поехать в отпуск. Если есть желающие – сегодня вечером уезжают. Таким образом я попал в отпуск на 2 недели, отправил семью на две недели отдыхать на море. В начале сентября вернулся обратно. Тогда бригада вышла на «Южный рейд», своими словами назовем это так.

До 5-го сентября вышли к населенному пункту Тельманово. Подписание первых договоренностей как раз в Минске было 5-го сентября. После этого вернулись на базу. Батальон на то время месяц занимался сопровождением грузов, охраной аэродромов. В октябре 14-го года 79 бригада заходила в Донецкий аэропорт. Дали команду батальону собираться на выезд. Изначально, даже не батальону, а ротно-тактической группе, которая должна была быть в резерве на помощь в обороне Донецкого аэропорта.

Мы, изначально, не должны были подразделением заходить в Донецкий аэропорт, а должны были быть в резерве. Но после того как приехали туда, как и всегда была нужна в людях, постоянно из везде не хватает.

Очень тяжелый участок фронта был, поэтому было принято решение, (на тот момент руководил обороной Донецкого аэропорта товарищ Майк), что люди заходят на новый терминал.

Начиная с октября по первое декабря, людей пытались максимально менять на терминалах, менялись подразделения: 4-я, 5-я, 6-я рота. Определенное количество людей всегда находилось в резерве в Песках, подразделение артиллерии. Ну, соответственно, выполняли задачи совместно с многими разными подразделениями, 74 отдельный разведывательный батальон и 79 бригада и куча людей, которая работала на обеспечение жизнедеятельности двух терминалов Донецкого аэропорта и метеовышки.

Да, там творился ад постоянно…

В принципе, это те люди, которые находились на определённом клочке земли и которые постоянно, круглосуточно день и ночь, вели боевые действия. Начиная от стрелкового оружия, заканчивая перекидыванием гранат друг-другу.

Был такой момент, это уже под конец ноября было, где-то 29, наверное, перед выходом со старого терминала (уже не было возможности его держать) Когда группа выходила оттуда, от взрыва гранаты одного бойца закинуло взрывной волной, группа вышла и старший группы докладывал Майку: "Я не могу досчитаться одного человека, мы выходим". Майк тогда чётко и ясно дал команду: «Возвращайся, я верю, что этот человек жив. Возвращайся и найдите его». И реально вывели группу в новый терминал, 2-3 человека с собой взял на поиски потерявшегося. И они, когда заходили в старый терминал его нашли. Его взрывной волной контузило, он потерял сознание, закинуло его под лестницу. Он был живой, привели его в чувства и забрали назад. Это опять же таки, знаешь, когда "чуйка" командира работает, что ну нельзя бросать. Батальон за период пребывания в Донецком аэропорту, потерял два человека и потеряли мы их в Песках. Это Серёга Седлецкий и Артур Силко, это 5-6 октября 14-го года. Серёга Седлецкий погиб при боестолкновении т.е. от гранаты РПГ, а Артур от осколка миномётной мины.

В принципе, на тот момент в Песках, в плоть до того что там улицы простреливались, они же находятся на уровне так, что там и миномётный огонь и всё остальное. Было такое, что выходил поговорить по телефону, у нас там бывший трёхэтажный особняк, который без крыши, без ничего. Вышел на улицу поговорить по телефону, стою разговариваю, смотрю и так где-то в метрах ста в дом просто влетает 152ой, и он как карточный домик сложился, его нету, но т.е. там такие моменты были жёсткие.

И как раз начались холода. Самое противное, это когда холодно и сыро очень. Людям было за счастье выпить чашку горячего чая, чашку горячего кофе, это было сравнительно, наверное, с каким-то супермодным деликатесом. В принципе, все бойцы, которые там находились просто красавчики и молодчаги. Это начиная от обычного солдата-стрелка и до водителей БТР, пулемётчиков, вообще просто были на тот момент асы, которые умудрялись...

Любой выезд БТР к терминалу Донецкого аэропорта и обратно – это дорога смерти.

Не происходил он без обстрела, без потерянных или простреленных колёс. И заканчивая артиллеристами, которые постоянно, в любой момент, в любое время дня и ночи всегда оказывали артиллерийскую поддержку людям, которые находились там. Это вот Крач, командир миномётной батареи, на тот момент у нас был. Бог артиллерии, который творил чудеса просто.

В январе 15-го года, когда начались уже последние бои за Донецкий аэропорт, на тот момент из моего батальона уже там много людей не было. Кто-то уехал и не вернулся, но всякое бывает люди тоже все разные. И у меня подразделение выделили на охрану артиллерии, т.е. тоже были такие "стрёмные" моменты потому, что артиллерия на тот момент уже везде каталась, она не останавливалась, постоянно передвигалась, перемещалась. И до февраля месяца, грубо говоря, взвод охранял постоянно артиллерийские батареи.

Тогда Костя Непоп погиб, депутат Выжгородской рады, он по мобилизации пришёл, он был раненый в сентябре 14-го года в районе Тельманово. После ранения восстановился, вернулся, ему говорили, его отговаривали. Так часто бывает после ранения человек уверен, что один раз предупредили, второй раз могут… Но на Шайбе так и получилось.

И буквально после событий в январе-феврале 15-го года в Донецком аэропорту, подразделение погнали на Дебальцево, выход с Дебальцево. В принципе, тогда подразделения моего батальона обеспечивали выход, «коридоры» держали для артиллерии, тогда это были бои артиллерии очень ожесточённые. Вот именно в Дебальцево это было что-то с чем-то, это были артиллерийские дуэли, которые на тот момент уже просто там никто не считал. Не знаю, как сейчас считаются обстрелы, но в тот момент никто не считал обстрелы потому, что они не прекращались, можно было подавать один обстрел за день, но он просто длился 24 часа.

После этого нас в марте 15-го года, это грубо год после пребывания там, батальон вывели на «відновлення боєздатності в Житомир». Закончили мы это всё, и в мае 15-го года, "не отходя от кассы", как говорится, в Житомире загрузились, разгрузились в Славянске, с рампы прямым ходом заехали в Авдеевку на 3 месяца. Тогда тоже Авдеевка была не самое простое место на карте боевых действий. Промзона еще же не была наша, «Царская охота» не была наша. Крайние позиции у меня были Старая Авдеевка, крайние дома. На тот момент уже начались подготовительные работы по промке. Саня Колодяжный погибший, царство ему небесное, он как раз там был и занимался ими. 

В Авдеевке было тяжело с местным населением. Уже год боевых действий, уже понять можно логически, что, где, кто, откуда и зачем. Даже просто, когда в твой дом прилетает - ты должен видеть и понимать откуда прилетает. Но для них это как-то…

Я не удивлялся этому потому, что любой канал включаешь в Авдеевке - всегда вещает РашаТВ, в плоть до того, что ему в дом прилетает, он видит откуда прилетает, а ему по телевизору говорят, что это стреляет Украина и он выходит, говорит: «Вы по мне стреляете!».

Мы начали проводить работы с местным населением. Как-то так получалось, что батальон всегда один, самостоятельная боевая единица и нам вот эти вот моменты приходилось самостоятельно разруливать, доруливать, переруливать. Так получилось, что мы начали сухпайки в церкви, в школах раздавать, но это длилось, скажем так, до момента пока не увидели первые консервы в магазинах на продаже. Т.е. буквально бойцы зашли в магазин и увидели, что эти консервы с сухпайков продаются и всё, выдачу этих сухпайов всё приостановили.

На тот момент есть у меня видео, на каналах его тоже показывали, когда артобстрел 122-й артиллерии лупашили в живой дом, в Девитяэтажку. Видно там работают профессионалы, одним снарядом пристреливаются и при попадании в дом начинают сразу работать 6 стволов т.е. батарея и таким образом, что я на видео насчитал в тот момент было 40 прямых попаданий в жилой дом. Это даже была не крайняя девятина, где находились военнослужащие, а та девятина, которая находилась за ней там, где жили люди. Тогда, по-моему, погибла бабушка одна.

Людям, опять же, всё равно. Где-то идёшь по улице, смотришь как там мама идёт с ребенком и с папой. И ты вот на них смотришь и думаешь, как так получается, вот я чёрт знает откуда приехал, а вот тебе ходит папа. Ну почему ему безразлично дом, семья и всё остальное?

Меня возмущали те моменты, когда родители с маленькими детьми не уезжали с линии разграничения. Я не забуду этот, скажем так, момент, когда 5ти месячный ребенок маленький был раненый. Если помнишь, когда осколком ранило в живот. Я до сих пор не могу понять почему до сих пор отмазываться такими отмазками: «Нас там никто не ждёт». Когда я свою семью привез в Житомир, моя семья тоже считается переселенцы, там люди помогали вообще незнакомые, которых ты в жизни не видел и скорее всего никогда больше не увидишь. Они мою семью постоянно поддерживали, постоянно помогали. Начиная от вещей детям и заканчивая продуктами. Это реально так было.

В 15-м году люди нам предоставили бесплатное жильё в Житомире. Мы где-то 3 месяца жили в частном доме, в отличных условиях, когда вот этот период был, что мы выехали на «відновлення боєздатності». Т.е. нам люди абсолютно бесплатно представили жильё, чтобы мы там семьёй жили. И оставаться на линии разграничения рискуя жизнью своих детей… Я в этом не вижу смысла вообще. Я в этом не вижу смысла вообще, никакого. Причём сказать, что у них там какая-то супермодная работа, так нет такого, нет у них там никакой работы.

В июле 15-го мы с Авдеевки выехали. Потом был период, когда вместе с фискалами работали по перекрытию каналов контрабанды. У фискалов были полномочия, но не было людей, а у нас были люди, но не было полномочий. Вот так нас соединили, скрестили.

После этого нас как на отдых отправили, практически ко мне домой, на Чонгар. Нас поставили, сказали вы там постоите 2 месяца. На тот момент «південь» это зона ответственности была ВДВшников. Поэтому подразделения батальона ВДВ постоянно менялись. Нас туда отправили на 2 месяца, простояли мы там 10 месяцев. Мы в принципе там подтянули всё что можно было подтянуть по технике, потому что там достаточно очень много патриотически настроенных людей и очень хороших людей, которые забирали нашу технику в гаражи, в ангары, ремонтировали, восстанавливали.

В августе 16-го мы оттуда выехали в Житомир и в декабре 16-го мы заехали батальоном в Новгородское, такой населённый пункт, под Горловкой. И опять же, ни много ни мало, только под этой Горловкой мы простояли полгода и в июне 17-го года мы оттуда выехали. Ритм жизни был очень весёлый и насыщенный, в принципе, за три с половиной года службы в ВДВ я дома был пару тройку месяцев, а остальное всё или «виконання завдання» или полигоны или какие-нибудь учения.

За три года в ВДВ, я успел побывать на Карачуне,  в Авдеевке, Песках, Новгородском...

Как-то так водило, что вокруг Донецка. За три с половиной года я не был в Луганской области. Удивительно, но мы стояли постоянно вокруг Донецка, практически всё объездили, а в Луганской области не был. Всё равно там поделены и группы, и резервы. С одной стороны, это правильно, т.е. я даже, заезжая куда-нибудь в ту же Авдеевку - для меня эта местность уже знакома и мне не надо заново её изучать. 80-ка больше ориентирована была на Луганскую область. Они там работают, они себя как дома ощущают там. Морпехи себя чувствую на юге очень хорошо.

В Авдеевке было жёстко. Ну не то, что прям жёстко, но, когда по тебе работает батарея 122-х – это не может быть не жёстко. Да, они там ложатся, пускай, 30-50 метров, 100 метров, но всё равно ты чувствуешь… Мы с моим замом, с Ваней Калашниковым 100-ку сдали бы.

Если бы мой школьный физрук увидел то, как мы "сдавали" там "стометровку", бежали в подвал, то он отправил бы меня на Олимпиаду, потому что это было максимально быстро.

Самое жёсткое и неприятное это конечно обстрел артиллерии, особенно, когда это в ночное время. В тех же Песках, когда мы конвоем привезли боеприпасы, еще где-то в октябре месяце и началась там артиллерийская дуэль. И ты не понимаешь откуда летит, ты только приезжаешь, становишься на место и начинаются со всех сторон «карусели».

Заходишь в ангар, где командир батареи расчёты делает, установки стрельбы даёт, а у него пробитая крыша и 152-й "кабанчик" в стене торчит, а он всё так же спокойно сидит и дальше пишет там свои записи.

После Новгородского, после, скажем так, трёх с половиной лет ВДВ, приехали в Житомир, посоветовался с женой, что жене одной с двумя дети было достаточно очень тяжело. Приняли решение менять место службы, переходить в спокойное место. В принципе, со стороны командования всё было нормально. Полюбовно, ну т.е. без всяких проблем меня отпустили.

Было очень приятно, когда командование бригады мне устроило такой ритуал, очень трепетный для военного – это прощание с боевым знаменем бригады. Т.е. это такой очень морально тяжелый момент. Но такое бывает в раз жизни, и то не у каждого, за что им спасибо. Фотография этого момента прощания с боевым знаменем у меня всегда на видном месте. Сказали спасибо за мою работу.

Ну, слава Богу, дети хоть папой называли, а не дядей каким-нибудь. Дети конечно очень рады, до сих пор это для детей такое счастье, что папа дома. Они, наверное, сами этому не верят, или даже не всегда верят.

Средняя дочка иногда спрашивает: «Папа, а ты точно сегодня домой приедешь?», я говорю, а чего я не приеду? Отвечает: «Ну мало ли, ты же раньше не приезжал».

Сейчас более-менее всё спокойно, размерено. Понятно постоянно поддерживаем связь с бригадой, с сослуживцами бывшими, т.е. мы дружили на тот момент семьями и сейчас дружим. Коллектив был очень крепкий и очень сильный.

Первое время очень тяжело перестроиться, очень тяжело перестроиться на такие мирные рельсы, что тебе никуда не надо бежать, ты можешь лечь и поспать.

А людям с "той стороны" я дам совет - думать головой. Включить свои мозги и подумать, кому это надо и зачем. Пока они не начнут думать головой, а будут думать своими желудками, непонятными лозунгами и фразами… Тут бороться надо за сознание человека в первую очередь, а у них оно очень далеко и глубоко спрятано.